Mon coeur est broqueur
Название: Безумие
Автор: Лист
Бета: Мегара
Рейтинг: R
Пара: Крокодайл/Луффи
Жанр: Angst, AU
Краткое содержание:
Дисклеймер:
Примечания автора: действие фика происходит в альтернативной реальности, где Луффи никакой не пират, а потомственный Дозорный, переведенный на службу в Импел Даун.
Автор выражает благодарность:
- автору с пиксива 亮 , с чьего арта все, собственно, и началось;
- любимой группе Rammstein, чья песня Halt, так горячо любимая автором, сильно повлияла на настрой фика;
- замечательной Мегаре, которая не пожалела своего времени и отбетила этот мой бред.
читать дальшеОн успел смириться со своей поимкой и дальнейшей «жизнью» тут, в Импел Дауне. Все равно даже у него, пирата с немалой наградой, не было ни единого шанса сбежать на волю. И не просто сбежать, а сбежать с шестого уровня. Хоть он и был пиратом («Бывшим», - услужливо подсказывала память), но на столь бездумную авантюру он бы пойти не согласился.
Он успел смириться со своим полным одиночеством. Одиночная камера и какие-то идиоты по соседству не слишком способствуют налаживанию дружеских отношений хоть с кем-то. Тем более, будучи одиночкой по натуре, он переносил это время на редкость легко, иногда все-таки развлекая себя «разговорами» с заключенными из соседних камер. Ну, как разговорами… Поддразнивал их, причем будучи в курсе почти всех событий, пытался заговаривать на больные для собеседника темы (время успешного пиратства не прошло даром, оставив у него привычку не выпускать из виду ни единого слова, ни единого кусочка информации — никогда ведь не знаешь, пригодится он тебе или нет). Казалось, нечто подобное ему словно силы для последующего «существования» здесь давало.
Да много с чем он успел смириться. Казалось, некоторыми аспектами своей новой «жизни» он даже доволен был. И даже много к чему новому готов был — все-таки помнил о том, где именно он находится. Это же Великая, мать ее, подводная тюрьма, а не любимый пиратский корабль или уютный кабинет в своем казино («Бывшем»).
Когда во время очередного обхода стражников, он, лежа на своей импровизированной «постели» (а ведь на какие только уловки не шли заключенные, лишь бы не спать на холодном, каменном полу) и лениво вслушиваясь в разговор военных, услышал знакомый до зубовного скрежета смех, ему почему-то в первый момент показалось, что вот он момент, когда одиночество успело перейти в легкое сумасшествие. А в следующее мгновенье он, резко сев, уже смотрел на вальяжно стоящего около его камеры того самого Монки Д. Луффи, единственного в мире человека, которого он, пожалуй, был готов придушить собственными руками, не задумываясь ни о каких последствиях.
- О, - не сдержав чуть удивленного возгласа, ухмыльнулся мальчишка, - Крокодайл.
Бывший шичибукай сжал кулаки, и ногти резко впились в грубую кожу ладоней, заставляя его слегка дернуться. Он постарался придать своему лицу хотя бы капельку равнодушия — получалось, правда, плохо. Крокодайл молил чуть ли не все Мироздание о том, что бы вот это вот… этот его нагло ухмыляющийся ночной кошмар, из-за которого он и оказался-то здесь, в этом Аду… да, вот это самое вот наваждение исчезло сию минуту. Хотя на самом деле прекрасно понимал всю тщетность своих надежд.
- Сэр, заключенный бывший Шичибукай Крокодайл находится в этой камере с того самого времени, как он был направлен в Импел Даун, - тут же отрапортовал сопровождавший этого мальчишку стражник.
Крокдайл поморщился. Ну что поделать? Не любил он подобных людей, вечно пытавшихся выслужиться перед высшими чинами, подхалимничать…
Мальчишка кивнул, будто давая понять, что он и сам знает. Конечно, как же ему не знать — сам ведь и засадил его сюда, будучи еще офицером Морского Дозора.
Он надеялся на то, что больше никогда («Никогда, черт возьми!») он больше не увидит это ненавистное лицо, не услышит этот раздражающий смех, издевающийся-издевающийся.
У Мироздания, наверное, был не самый лучший день в жизни, ну или какие-то другие проблемы личного характера, вот оно и решило отыграться на первом попавшемся под горячую руку человеке, совершенно ничего не значащем для хода всей жизни.
Повседневная форма стражников Импел Дауна смотрелась на этом бывшем дозорном как-то слишком странно. Странно, непривычно, наигранно. Казалось, надень ее на первого попавшегося заключенного, и он станет выглядеть точно так же, как Монки Д. Луффи, по прозвищу Мугивара.
Этот мальчишка, прибывший сюда на работу, был каким-то слишком беспечным. Спокойно ходил практически по всем уровням тюрьмы, пытался заговорить с заключенными, постоянно что-то жевал (вот именно это бесило больше всего остального). Да и работе своей особого внимания не уделял. Ну, работает он тут, что же ему еще нужно для полного счастья? Ах да, еще ему каждый день обязательно нужно было спуститься на шестой уровень, и, не взирая на какие-то обращения к нему со стороны узников, прослышавших о не слишком суровом нраве нового стражника, обязательно подойти к камере бывшего Шичибукая и попытаться с ним заговорить.
Его это раздражало, выводило из себя, просто до зубовного скрежета заставляло ненавидеть Мугивару раз в десять больше обычного. Однако выставлять все свои эмоции на показ было для него равносильно проигрышу. И проигрышу кому? Какому-то безмозглому сопляку, толком не разбирающемуся в способностях своего Дьявольского фрукта и, скорее всего, получившего новую должность благодаря вмешательству своего деда?
О Мугиваре он знал практически все. Сколько ему лет, в какой день он родился, где вырос, кто его семья, друзья, что он любит... Этот список можно было продолжать бесконечно. Что-что, а подчиненные у главы «Барокк Воркс» в свое время поработали на славу, предоставив шефу огромное количество информации об офицере Морского Дозора, который был назначен главным в операции по поимке и рассекречиванию этой организации. Крокодайл считал, что врага нужно знать не только в лицо, но еще и со спины, и со всех возможных сторон.
О Мугиваре он знал практически все, поэтому был уверен, что сюда, в Импел Даун, тот попал не благодаря своим каким-то особенным умениям. Слишком уж молодым и зеленым был этот Дозорный, слишком уж напоминал ребенка (впрочем, его возраст только заставлял Крокодайла удостовериться в своих предположениях).
Наверное, все так и было: карьера потомственного Морского Дозорного, продвижение по служебной лестнице в каком-то слишком ускоренном темпе, парочка задержанных пиратов с не малыми наградами (он в их число тоже попал, как бы ему не хотелось об этом вспоминать), а потом внезапный переход на службу сюда, в этот Подводный Ад. Слишком странно это все было, слишком непонятно.
Он считал, что для подобных действий нужны какие-то серьезные мотивы. К примеру, мечта об опасной работе, ну или же попытка из обычного стражника стать начальником тюрьмы (о да, Мугивара вполне мог бы им стать, с его-то связями). Только вот он слишком хорошо успел познакомиться с этим Дозорным.
А потому знал, что, не смотря на все его амбиции, ума он был недалекого, и настолько сложный план вряд ли был в состоянии придумать. Так что у Мугивары, очевидно, имелись какие-то свои собственные мотивы, о которых ему совершенно не хотелось задумываться.
Крокодайл об этом мальчишке вообще думать не хотел. Только каким образом это осуществить, когда тот каждый день приходит сюда и пытается с ним заговорить? Жует что-то, изредка откликается на какие-то оборванные просьбы заключенных, буравит его своим взглядом, а потом отряхивает руки и уходит. Будто бы ему совершенно ничего тут и не нужно было.
Хотелось забыть об этих визитах, хотелось просто лежать, уставившись в потолок, не обращая внимания на болтовню стражников, заключенных и этого идиота, хотелось хоть что-то изменить в этом жалком подобии жизни.
А еще ему, почему-то, невыносимо хотелось курить — будто вместе с сигарой его проблемы могли бы улетучиться в одно мгновенье, раствориться где-то в небытии. И что бы ничто не напоминало об их существовании.
Со временем он даже научился почти не обращать совершенно никакого внимания ни на этого дозорного, ни на прочих стражников, ни на своих соседей. Даже на изредка пробегающих по полу крыс он внимания не обращал — впрочем, они его скучающего взгляда уж точно не стоили. Впрочем, нужную для себя информацию он все-таки пытался как-то получать. Даже непонятно было, зачем он старается, если все равно остаток своих дней он проведет в этом маленьком пространстве.
Однако иногда, среди совершенно не нужных и бесполезных обрывков разговоров он находил и что-то нужное для себя. Запоминал, пытался представить, как все можно было бы использовать, если бы он находился хотя бы уровня на два выше. Оттуда, с Четвертого уровня уж точно можно было бы попробовать сбежать. Это же не настолько охраняемый этаж, как тот, где он оказался заточен навсегда. Может быть, эти мысли (эти мечты, как-никак) хоть как-то давали ему способность жить, выживать в этих не слишком удобных условиях. В конце концов, вынужденное одиночество, которое постепенно начинало угнетать, чем-то комфортным уж точно нельзя было назвать.
А потом перед ним снова появился Мугивара, причем дозорный, впервые за все время их знакомства, выглядел как-то не слишком радостно, даже слегка озадаченно. Крокодайл-то сразу понял, что вряд ли случилось что-то хорошее. Хорошее для Мугивары.
- Руки, - коротко произнес дозорный, слишком легко для своей комплекции открывая тяжелую дверь камеры и доставая из кармана увесистую связку ключей, в два счета отыскивая нужный.
В первый момент он даже и не понял, что этот Мугивара от него хочет. Лишь саркастично хмыкнул, недоуменно глядя на хмурого стражника, уже стоявшего напротив него.
- Руки протяни, - точно так же коротко и недовольно пробормотал дозорный, нервно поигрывая ключами.
Крокодайл сглотнул, будто в предчувствии чего-то не слишком хорошего. Вытянул перед собой теперь постоянно немеющие от наручников руки, пытаясь выглядеть при этом спокойно. Как-то даже слишком спокойно.
Один поворот ключа, и наручники с характерным щелчком открылись. И все. Свобода.
- Спасибо, - буркнул Крокодайл, словно говоря - «что б тебе пусто было, Мугивара».
В первое мгновенье он даже с каким-то искренним изумлением смотрел на свои руки, наконец-то освобожденные от этих дурацких наручников из дурацкого металла. Смотрел, чуть ли не вертел ими в разные стороны. Потом не выдержал и, уже совсем нехарактерно для себя, устроил небольшое песочное торнадо у себя на ладони. Получилось довольно прилично, значит, ничего страшного с его способностями за время безделья не случилось.
Дозорный равнодушно наблюдал за ним, прислонившись спиной к холодной стене, но при виде этого ухмылки сдержать не смог.
- Приказ сверху, - ткнул пальцем в потолок Мугивара, словно оправдываясь за свои слишком странные действия, - И чтобы ты не считал себя избранным, такая поблажка не только к тебе применена.
Он даже не кивнул в ответ — уж слишком был увлечен своим новым положением и своими планами дальнейших действий. Ведь теперь он был не настолько слабым, по сравнению со стражниками Импел Дауна, не так ли? Да он, используя свои способности, теперь сбежит отсюда, обязательно сбежит.
И почему-то невыносимо захотелось жить, почему-то вдруг внезапно нахлынули эти странные чувства, когда дышится легко, а будущее больше не кажется чем-то темным и пугающим. Наверное, именно так чувствовали себя люди в ненавистной ему Арабасте, почувствовав приближение первого дождя после долгих месяцев засухи.
Все планы побега пришлось отложить на неопределенное время — уж слишком крепкими оказались стены тюрьмы. Наверное, строившие их в давние времена каменщики свое дело знали, если на шестом уровне стены были настолько прочными, что их даже сила Дьявольского фрукта не брала. Знали, наверное, что именно тут будут самые опасные преступники сидеть, дожидаясь своей смерти. А еще почему-то увеличилось число стражников — наверное, тоже получили «приказ сверху».
Может быть попытки бегства в ближайшем будущем он и оставил, но надежды на то, что когда-нибудь он все-таки окажется на свободе, не терял. Жизнь — это ведь такая непредсказуемая вещь, даже тут, в Аду. Глядишь, начальство еще что-нибудь странное придумает, и тогда у него точно появится шанс на выполнение какого-нибудь из своих планов, пришедших ему в голову в ту самую ночь, когда он наконец-то смог удобно устроиться на своей «постели», закинув правую руку за голову, и более-менее трезво оценить свое нынешнее положение.
Все-таки в заключении без этих идиотских наручников были какие-то свои плюсы, даже не смотря на то, что оно было именно заключением. Эту мысль он не прогнал даже в тот момент, когда осознал всю провальность своего самого первого плана по устранению стены камеры. К тому же, его новый статус ставил в его какое-то более высокое положение перед остальными заключенными уровня — кажется, они, постоянно переговариваясь и кивая в его сторону, даже начали его уважать (думали, наверное, что теперь он сможет совершенно спокойно сбежать отсюда, прихватив заодно и их).
Планы побега пришлось на какое-то время отложить, да. Однако те планы какой-то триумфальной мести схватившим его Дозорным, которые раньше существовали лишь в потемках его сознания, теперь вышли вперед в полном своем сиянии. Обрели форму, стали более четкими и яркими. И особенно постоянными. Иногда случалось и так, что он, закрывая перед сном глаза, отчетливо видел картины своего будущего мщения и Дозору, и тем почти ничего не значащим пиратам, благодаря предательству которых Дозор-то и вышел на его след, и Мугиваре лично.
О, Мугиваре он хотел отомстить отдельно, у него ведь были на то причины. Правда, именно этот момент был одним из самых сложных. Он ведь прекрасно знал, что просто так этому мальчишке не отомстить. Уж слишком несерьезно и почти что поверхностно он воспринимал и свою жизнь, и поступки других людей, и свои проблемы. Обычные способы мщения (вроде убийства или же какого-то манипулирования им через близких людей Дозорного) не подходили. Не того полета птица была. Все же он очень хорошо изучил Мугивару, вот и знал, что этим его можно было бы лишь разозлить, разгневать, но никак не опустошить, не заставить мучиться, не сломать.
Только вот поэтому никаких вариантов придумать он не мог. То ли за время заточения его ранее богатая фантазия истощилась настолько же, насколько и душевное состояние, то ли слишком странным человеком был этот Мугивара. Может, и мстить ему было как-то глупо. Мстить же нужно равным тебе по силе людям, которых ты просто не можешь одолеть своими собственными руками. А не какому-то сопляку-дозорному, схватившего тебя исключительно благодаря собственному везению и счастливому для него стечению обстоятельств.
Однако мысли об этом он не отбросил. Ну а вдруг когда-нибудь у него появится идеальная возможность отмщения Дозорному? Тем более, что жизнь в последнее время стала преподносить ему приятные подарки.
Слишком уж радостно выглядел Мугивара, в очередной раз заходя к нему в камеру. В последнее время этот стражник вообще начал чувствовать себя здесь словно у себя дома, то и дело навещая пленника и пытаясь заговорить с ним. Впрочем, говорил он всегда на однообразные темы: о каких-то грядущих изменениях тут, в Импел Дауне (которые, судя по цветущему виду Мугивары, не могли его не радовать).
Он, все время по крупицам собиравший разнообразную информацию, старавшийся не пропускать мимо себя ни одной незначительной новости (знал ведь, что в будущем это может вдруг сыграть значимую роль в его жизни), совершенно не обращал внимания на однообразные разговоры Мугивары. Что-что, а какие-то реформы Ада его не слишком интересовали. Какой от них толк, если они все равно не помогут ему в его желании сбежать отсюда?
Но если раньше Мугивара приходил просто так, от нечего делать, то теперь же, только войдя в камеру, он первым делом достал из кармана уже знакомую тяжелую, блестящую связку ключей. Во второй руке он держал наручники.
- Эй, Крокодайл, - идиотская «улыбка-до-ушей», совершенно не вяжущаяся с его образом стражника и, тем более, с формой, - тебя на допрос вызывают.
Крокодайл бросил хмурый взгляд на Мугивару. Какой еще, к чертовой матери, допрос? Насколько он помнил, раньше в Импел Дауне ничего подобного не было. Зачем этот идиот решил ему голову морочить? Или это и есть «те-самые-реформы», рассказы дозорного о которых он благополучно прослушал, лежа на спине и бесстрастно смотря на каменный потолок.
- Живее, - уже более командным тоном поторопил его Мугивара. Тупая улыбка сползла с лица, и теперь он выглядел ни как обряженный в форму стражника случайный прохожий, а как действительно работающий здесь человек.
Наверное, где-то глубоко в душе Мугивара гордился тем, что ему — ему! — поручили конвоировать на допрос такого опасного преступника, как Крокодайл.
Наручники блеснули почти на уровне его глаз — может быть, это и стало переломным моментом для него, успевшего в свое время почувствовать и отчаянье, и полное безразличие, и триумф, и искусственную, но все же свободу в этом Аду. Наручники были для него чем-то вроде настоящего проигрыша, вместо потери свободы. Он уже распрощался с ними один раз, тогда, и нет, он уж точно не собирается снова становиться побежденным в этой бесконечной игре в пиратов и дозорных.
Вряд ли Мугивара, несмотря на свои различные способности, толком успел понять, что происходит. Крокодайл резко рванулся со своего места, чуть ли не по-звериному бросаясь на Дозорного, выворачивая тому руку с ключами. Резко повалил на пол, резко чуть ли не «пригвоздил» мальчишку к шершавому камню своим крюком. А потом, вот так вот нависая над воплощением своих ночных кошмаров, всматривался в его немного ошарашенное, но все же спокойное лицо, и пытался понять, почему же Мугивара лежит перед ним так тихо, не пытаясь хоть что-то сделать для своего освобождения?
Вряд ли он вообще давал себя хоть какой-то отчет в своих действиях — уж слишком сильно билась в его мыслях такая прекрасная, но, как ни странно, пугающая мысль о том, что он снова — снова — может проиграть, лишиться такой ценной для него свободы.
А Мугивара, сглотнув, почти спокойно лежал на полу, будто все еще не понимал, как же он вообще оказался в таком положении? Он, Дозорный, сотрудник Импел Дауна. Один из лучших военных, в конце концов! И этот странный взгляд, немного опустошенный, удивленный, совершенно ничего не понимающий, и вывел из себя. Окончательно.
Постепенно Крокодайл наконец-то начал более-менее трезво оценивать ситуацию. Он напал на стражника Импел Дауна, причем, не просто на стражника, а на самого Мугивару Луффи. А тот, вроде бы, даже и не попытался освободиться. Мугивара сейчас был как-никак повержен, побежден, и это все его заслуга.
А потом пришло осознание и другой мысли, появившейся так внезапно. Он же теперь может отомстить. Точнее, он теперь может окончательно доказать Мугиваре всю его слабость, всю его безнадежность, ненужность. Теперь он может попытаться окончательно сломать этого Дозорного. Навсегда.
Только для начала нужно было бы добиться того, что бы Мугивара вернулся к своему привычному состоянию. Иначе, какой интерес «бороться» с ним ненастоящим, не таким сильным и равным?
А ведь так хочется взять и в одном мгновенье, вот прямо сейчас, растоптать этого ненавистного Дозорного, унизить его так, чтобы он это надолго запомнил, сломать так, чтобы уже никакой кудесник не смог бы помочь стать ему прежним.
- Эй, Крокодайл, - Мугивара, казалось, был совершенно спокоен. Он даже умудрялся как-то мирно улыбаться, не предпринимая ничего ради своего освобождения, - Ты что, так и будешь о чем-то думать тут? - он передернулся. - Тут пол холодный, знаешь ли...
Растоптать, унизить, сломать, да? Он скривился в недоброй усмешке. Мугивара самолично подгоняет его, вы только посмотрите. Мальчишка, казалось, уже совершенно забыл, в каком он сейчас положении находится. И, главное, с кем вместе.
Решение пришло, пожалуй, так же внезапно, как и недавняя мысль о том, что он должен заполучить свою свободу совершенно любой ценой. Мугивара только тихо охнул, когда Крокодайл, искривив губы в вымученно-злой ухмылке, потянулся правой рукой, придерживая Дозорного своим крюком, к форменным брюкам стражника. Молниеносным движением расстегнул их, накрывая широкой ладонью его пах. Мальчишка на мгновенье дернулся, словно пытаясь освободиться, широко распахнул глаза, но больше не предпринял совершенно ничего.
Это пока что совершенно невинное действие (да-да, для него это было по-настоящему невинным — он же еще ничего развратного не сделал, не правда ли?) почему-то заставило его резко вдохнуть, усиливая свою хватку, поглаживая и дразня мальчишку. Он чувствовал постепенное возбуждение Мугивары, слышал его учащенное дыхание, видел крепко сжатые губы — только бы не было слышно ни малейшего стона! — и он уже не выдержал сам.
Мугивара должен был быть наказан — первоначальная задумка была именно такой. Но, черт возьми, в какую-то долю какой-то чертовой секунды все почему-то полетело в тартары. Полетело молниеносно, безвозвратно и даже не махнув рукой на прощанье. Теперь его совершенно не волновало, сломает ли он своими действиями Мугивару, заставит ли его чувствовать себя побежденным. Он смотрел на лежащего под ним мальчишку, явно теперь уже наслаждавшегося всем происходящим, пытался понять, как же он умудрился потерять контроль над своими действиями, пытался еще о чем-то размышлять.
Если бы он не был так уверен в их взаимной ненависти, он бы считал, что Мугивара только и хочет этого.
А на самом деле, как еще можно объяснить это спокойное лицо с прикрытыми глазами, неравномерно вздымающимися крыльями носа и прикушенной нижней губой, будто в попытках подавить зарождающийся стон. Только вот сейчас ему было не до каких-то мифических мотивов Мугивары. Собственное возбуждение никуда не делось, а близость этого теплого тела манила, заставляла взять себя в руки и наконец-то продолжить уже начатое, заставляла терять последние остатки разума, твердившего что-то про не очень обратимые последствия.
Мугивара широко раскрыл глаза, в упор посмотрел на него своим слишком спокойным взглядом, будто подбадривая. Крокодайл мотнул головой, прогоняя куда подальше это наваждение, будто нашептывавшее ему, что все происходящее совершенно не раздражает Дозорного. Бывший шичибукай отвел руку мальчишки назад, и тот моментально, будто и дожидаясь этого момента, переплел их пальцы. И при этом еще умудрялся совершенно невинно смотреть на своего заключенного. А потом еще и подался вперед, обхватывая его ногами за талию и заставляя усомниться в том, что между ними все еще была одна только ненависть.
По крайней мере, со стороны этого Дозорного.
И он решил просто не думать обо всем, что могло бы следовать потом, в будущем. Сейчас же его волновало лишь одно только настоящее, слишком странное, внезапное и будто смеющееся над ним. Все-таки, Мироздание уж точно заскучало где-то у себя дома и решило окончательно доиграть в увлекательную игру «Заставь сэра Крокодайла ощутить на собственной шкуре всю неожиданность жизни».
Он, слегка отстранив от себя Мугивару, разрывая их переплетенные пальцы, подался назад, до конца расстегивая его брюки и приспуская их вниз сразу вместе с нижним бельем. К чему ему сейчас тратить время на какие-то церемонии-прелюдии? Он даже о пиджаке с рубашкой решил позабыть, значит и Дозорный обойдется без всяких нежностей и более интимного внимания с его стороны. Тем более, тому уже, кажется, было все равно.
Он подхватил Дозорного под бедра, одновременно с этим пытаясь, наконец, расстегнуть и свои уже надоевшие штаны. Получалось плохо, нелепо, глупо. Притянул мальчишку к себе, не обращая внимания на свои движения — скорее, сейчас он действовал исключительно по инерции, исключительно по подсказкам каких-то животных инстинктов. Да и черт с ними! Для него сейчас было главным завершить уже начатое.
И будь что будет.
Обычно он занимался совершенно любым делом так, что бы смог получить из него выгоду. Полностью выкладывался ради этого, старался из-за всех сил. Наверное, сейчас он делал то же самое. По крайней мере, стоны, которые все-таки не смог сдержать Мугивара, только доказывали это. Тем более, почему-то очень захотелось именно что выложиться, показать то, что он может. Правда, исключительно ради своего удовольствия. Не будет же он — он! — задумываться об удовольствии других, не правда ли?
Крокодайл резко вошел в мальчишку. Именно так, резко, без подготовки, заставляя того зажмуриться и слабо захныкать. И улыбаться. Чему, не понятно. Мугивара снова обхватил его ногами, пытаясь освободить свою руку — уж слишком цепко держал ее железный крюк — и, добившись наконец успеха, почему-то обнял его за плечи. Это выглядело очень странно и как-то напоминало жест не случайного любовника, а человека, пытавшегося полностью довериться своему возлюбленному. И это пугало. Он даже было попытался стряхнуть с себя эти руки. Только вот слишком уж крепко держал его Мугивара, пытаясь хоть немного приблизить к себе. Будто еще что-то от него хотел.
Он ускорил свои движения, прикрыл глаза, — не зачем ему сейчас было смотреть на довольного Дозорного, — прикусил верхнюю губу. Уж ему-то точно не стоит сейчас показывать свою мимолетную слабость, не стоит. А потом он почувствовал, что Мугивара зачем-то подается вперед, и ощутил легкое прикосновение губ к своей уже давно не бритой щеке. Легкое, какое-то ирреальное и невозможное.
А потом мир взорвался миллионами ослепительно-ярких искр, а вместе с ним разрушились и старые, слишком долго возводимые стены. Он, не открывая глаз, слегка повернул голову влево, пытаясь найти эти так нужные ему в этот момент губы Мугивары. И плевать на предрассудки.
У жизни, пожалуй, есть только одно условие ко всем людям — никогда не перебарщивай со своими возможностями, да помни свое место в этом мире. Тогда уж человеку однозначно обеспечены удача и спокойствие, никак не нарушаемые жестоким вмешательством целого вороха неприятных обстоятельств. А в противном случае придется этому несчастному испытать на своей собственной шкуре все сюрпризы этой самой жизни, которые словно из ящика Пандоры вылезли.
Вот он наконец-то и понял, насколько ошибался ранее, думая, что абсолютно все сойдет ему с рук. Вот так и бывает, к сожалению, — оступишься один раз, попытаешься занять чужое, явно не предназначенное тебе место, а потом долго-долго мучиться будешь. Да еще и мысли эти придут, обязательно придут...
Мугивара приходил к нему после того вечера еще пару раз. Приходил, садился на пол возле стены, пытался разговаривать с ним. Точнее разговаривал сам с собой, порой задавая ему какие-то вопросы, ответов на которые ему так и не было суждено дождаться. Разговаривал, размышлял о чем-то своем, пытался поднять ему настроение. А потом тихо вставал, ронял какие-то короткие слова прощания и уходил.
Крокодайл никак не мог понять, для чего Монки Д. Луффи вообще было это нужно. Неужели этот Дозорный просто не может оставить его в покое, дать побыть наедине с собственными мыслями, не может выбросить его из своей чертовой жизни? Казалось, нет. Со стороны действительно могло бы показаться, что ему, этому «самому-известному-морскому-дозорному» хочется проводить свое свободное время тут, в сырой и мрачной камере на шестом уровне Подводного Ада? По крайней мере, он продолжал и продолжал это делать.
Он раздражался, злился, старался показывать свое полное безразличие к существованию такого человека, как Мугивара Луффи. Только вот какое-то внутреннее подсознание все время нашептывало ему: «Ничего у тебя, дорогой мой Крокодайл, не выйдет». Жребий был брошен, стены упали, теперь тебе ни за что не вернуться к той старой жизни, а точнее, к тому старому существованию, которое ты влачил на протяжении всего своего заключения.
А потом наступил день, когда Мугивара, закончив свой очередной «монолог», встал с пола, поправил форму, и, развернувшись к нему спиной, тихо сказал:
- А я отсюда уезжаю, - обхватил себя руками за плечи, съежился, - Вернусь к своей прежней жизни, стану снова ловить пиратов. Смешно, не правда ли?
Он ничего не ответил, лишь почему-то сжал кулаки. И наконец-то поднял голову, внимательно смотря на напряженного Дозорного.
А Мугивара только тихо хмыкнул, выпрямляясь и резко поворачиваясь к нему.
- Знаешь, Крокодайл, - с улыбкой продолжил мальчишка, - Если бы я имел право на свой собственный выбор, я бы обязательно стал пиратом.
И рассмеялся в своей какой-то особенной манере. Своим уже ставшим каким-то слишком привычным смехом. Улыбнулся, махнул рукой и вышел из камеры. Закрыл дверь, не слишком уверенно убрал ключ в карман и замер, будто собираясь что-то сказать.
Крокодайл почти меланхолично наблюдал за Мугиварой. Ему-то что, он ведь прекрасно знает, что сейчас этот Дозорный поправит свою фуражку, развернется и навсегда уйдет отсюда. И больше никогда не станет вспоминать ни об Импел Дауне, ни о каком-то заключенном с шестого уровня. Так должно было быть, так все и случится.
Черт возьми, почему ему сейчас больше всего хочется, чтобы все было совершенно другим, противоположным?
- Эй, Крокодайл, - тихо произнес Мугивара, - Запомни. Когда-нибудь мы снова встретимся на Гранд Лайн. Мир, знаешь ли, слишком тесный...
Он не сдержался и хмыкнул. Мальчишка был уж слишком каким-то оптимистичным человеком. Крокодайл не ответил ровным счетом ничего. А зачем нужно что-то говорить вслед удаляющемуся Дозорному, своему ночному кошмару, которого он больше уже никогда не увидит в своей жизни?
«Остановись.»
Бегут минуты, день безжалостно сменяется своим новым собратом, месяца улетают вдаль, словно знают, задержись они хоть на одно мгновенье, и жизнь миллионов тут же пойдет насмарку.
Он сидит в своей камере, в этом темном, сыром и одиноком мирке, и знает, что никогда он отсюда не сможет выбраться. Он уже почти привык к этой «жизни», в которую уже постепенно, отодвигая в сторону одиночество и скуку, начало вмешиваться и безумие? Он сходил с ума, прекрасно осознавая это. Но, наверное, он был единственным в мире человеком, который лишь радовался подобному существованию, своей жалкой жизни, конца которой и не было видно.
А разве могло быть иначе, если темными, слишком долгими и пустыми ночами, когда все заключенные, слишком вымотанные за сутки страданий и боли, погружены в свои беспокойные и рваные сны, он отчетливо видит, как из темноты к нему постоянно приходит один мальчишка. Приходит, садится на свое «излюбленное» место, разговаривает с ним. И улыбается.
- Я вернулся, - тихо говорит Мугивара день за днем, взъерошивая свои непослушные волосы.
Почему-то он одет в странную красную майку на пуговицах и потертые синие бриджи. А на голове у него обязательно напялена потрепанная соломенная шляпа — наверное, как символ чего-то (его это уж точно не интересовало). Это странно, совершенно на него не похоже… Но, черт возьми, как-то слишком мило.
Зато он тогда может попытаться улыбнуться в ответ и кивнуть мальчишке, будто приветствуя его. А потом он на протяжении всего вечера станет слушать его болтовню, внимательно наблюдая за ним и пытаясь понять, что же произошло с Мугиварой за то время, что они не виделись. И, прощаясь, парень обязательно улыбнется, и, надвинув свою шляпу на глаза, скажет:
- Я еще приду, правда. Вот увидишь, Крокодайл, мы с тобой еще встретимся, и не раз. Обещаю.
Безумие вступило в свои владения.
Автор: Лист
Бета: Мегара
Рейтинг: R
Пара: Крокодайл/Луффи
Жанр: Angst, AU
Краткое содержание:
Дисклеймер:
Примечания автора: действие фика происходит в альтернативной реальности, где Луффи никакой не пират, а потомственный Дозорный, переведенный на службу в Импел Даун.
Автор выражает благодарность:
- автору с пиксива 亮 , с чьего арта все, собственно, и началось;
- любимой группе Rammstein, чья песня Halt, так горячо любимая автором, сильно повлияла на настрой фика;
- замечательной Мегаре, которая не пожалела своего времени и отбетила этот мой бред.
читать дальшеОн успел смириться со своей поимкой и дальнейшей «жизнью» тут, в Импел Дауне. Все равно даже у него, пирата с немалой наградой, не было ни единого шанса сбежать на волю. И не просто сбежать, а сбежать с шестого уровня. Хоть он и был пиратом («Бывшим», - услужливо подсказывала память), но на столь бездумную авантюру он бы пойти не согласился.
Он успел смириться со своим полным одиночеством. Одиночная камера и какие-то идиоты по соседству не слишком способствуют налаживанию дружеских отношений хоть с кем-то. Тем более, будучи одиночкой по натуре, он переносил это время на редкость легко, иногда все-таки развлекая себя «разговорами» с заключенными из соседних камер. Ну, как разговорами… Поддразнивал их, причем будучи в курсе почти всех событий, пытался заговаривать на больные для собеседника темы (время успешного пиратства не прошло даром, оставив у него привычку не выпускать из виду ни единого слова, ни единого кусочка информации — никогда ведь не знаешь, пригодится он тебе или нет). Казалось, нечто подобное ему словно силы для последующего «существования» здесь давало.
Да много с чем он успел смириться. Казалось, некоторыми аспектами своей новой «жизни» он даже доволен был. И даже много к чему новому готов был — все-таки помнил о том, где именно он находится. Это же Великая, мать ее, подводная тюрьма, а не любимый пиратский корабль или уютный кабинет в своем казино («Бывшем»).
Когда во время очередного обхода стражников, он, лежа на своей импровизированной «постели» (а ведь на какие только уловки не шли заключенные, лишь бы не спать на холодном, каменном полу) и лениво вслушиваясь в разговор военных, услышал знакомый до зубовного скрежета смех, ему почему-то в первый момент показалось, что вот он момент, когда одиночество успело перейти в легкое сумасшествие. А в следующее мгновенье он, резко сев, уже смотрел на вальяжно стоящего около его камеры того самого Монки Д. Луффи, единственного в мире человека, которого он, пожалуй, был готов придушить собственными руками, не задумываясь ни о каких последствиях.
- О, - не сдержав чуть удивленного возгласа, ухмыльнулся мальчишка, - Крокодайл.
Бывший шичибукай сжал кулаки, и ногти резко впились в грубую кожу ладоней, заставляя его слегка дернуться. Он постарался придать своему лицу хотя бы капельку равнодушия — получалось, правда, плохо. Крокодайл молил чуть ли не все Мироздание о том, что бы вот это вот… этот его нагло ухмыляющийся ночной кошмар, из-за которого он и оказался-то здесь, в этом Аду… да, вот это самое вот наваждение исчезло сию минуту. Хотя на самом деле прекрасно понимал всю тщетность своих надежд.
- Сэр, заключенный бывший Шичибукай Крокодайл находится в этой камере с того самого времени, как он был направлен в Импел Даун, - тут же отрапортовал сопровождавший этого мальчишку стражник.
Крокдайл поморщился. Ну что поделать? Не любил он подобных людей, вечно пытавшихся выслужиться перед высшими чинами, подхалимничать…
Мальчишка кивнул, будто давая понять, что он и сам знает. Конечно, как же ему не знать — сам ведь и засадил его сюда, будучи еще офицером Морского Дозора.
Он надеялся на то, что больше никогда («Никогда, черт возьми!») он больше не увидит это ненавистное лицо, не услышит этот раздражающий смех, издевающийся-издевающийся.
У Мироздания, наверное, был не самый лучший день в жизни, ну или какие-то другие проблемы личного характера, вот оно и решило отыграться на первом попавшемся под горячую руку человеке, совершенно ничего не значащем для хода всей жизни.
* * *
Повседневная форма стражников Импел Дауна смотрелась на этом бывшем дозорном как-то слишком странно. Странно, непривычно, наигранно. Казалось, надень ее на первого попавшегося заключенного, и он станет выглядеть точно так же, как Монки Д. Луффи, по прозвищу Мугивара.
Этот мальчишка, прибывший сюда на работу, был каким-то слишком беспечным. Спокойно ходил практически по всем уровням тюрьмы, пытался заговорить с заключенными, постоянно что-то жевал (вот именно это бесило больше всего остального). Да и работе своей особого внимания не уделял. Ну, работает он тут, что же ему еще нужно для полного счастья? Ах да, еще ему каждый день обязательно нужно было спуститься на шестой уровень, и, не взирая на какие-то обращения к нему со стороны узников, прослышавших о не слишком суровом нраве нового стражника, обязательно подойти к камере бывшего Шичибукая и попытаться с ним заговорить.
Его это раздражало, выводило из себя, просто до зубовного скрежета заставляло ненавидеть Мугивару раз в десять больше обычного. Однако выставлять все свои эмоции на показ было для него равносильно проигрышу. И проигрышу кому? Какому-то безмозглому сопляку, толком не разбирающемуся в способностях своего Дьявольского фрукта и, скорее всего, получившего новую должность благодаря вмешательству своего деда?
О Мугиваре он знал практически все. Сколько ему лет, в какой день он родился, где вырос, кто его семья, друзья, что он любит... Этот список можно было продолжать бесконечно. Что-что, а подчиненные у главы «Барокк Воркс» в свое время поработали на славу, предоставив шефу огромное количество информации об офицере Морского Дозора, который был назначен главным в операции по поимке и рассекречиванию этой организации. Крокодайл считал, что врага нужно знать не только в лицо, но еще и со спины, и со всех возможных сторон.
О Мугиваре он знал практически все, поэтому был уверен, что сюда, в Импел Даун, тот попал не благодаря своим каким-то особенным умениям. Слишком уж молодым и зеленым был этот Дозорный, слишком уж напоминал ребенка (впрочем, его возраст только заставлял Крокодайла удостовериться в своих предположениях).
Наверное, все так и было: карьера потомственного Морского Дозорного, продвижение по служебной лестнице в каком-то слишком ускоренном темпе, парочка задержанных пиратов с не малыми наградами (он в их число тоже попал, как бы ему не хотелось об этом вспоминать), а потом внезапный переход на службу сюда, в этот Подводный Ад. Слишком странно это все было, слишком непонятно.
Он считал, что для подобных действий нужны какие-то серьезные мотивы. К примеру, мечта об опасной работе, ну или же попытка из обычного стражника стать начальником тюрьмы (о да, Мугивара вполне мог бы им стать, с его-то связями). Только вот он слишком хорошо успел познакомиться с этим Дозорным.
А потому знал, что, не смотря на все его амбиции, ума он был недалекого, и настолько сложный план вряд ли был в состоянии придумать. Так что у Мугивары, очевидно, имелись какие-то свои собственные мотивы, о которых ему совершенно не хотелось задумываться.
Крокодайл об этом мальчишке вообще думать не хотел. Только каким образом это осуществить, когда тот каждый день приходит сюда и пытается с ним заговорить? Жует что-то, изредка откликается на какие-то оборванные просьбы заключенных, буравит его своим взглядом, а потом отряхивает руки и уходит. Будто бы ему совершенно ничего тут и не нужно было.
Хотелось забыть об этих визитах, хотелось просто лежать, уставившись в потолок, не обращая внимания на болтовню стражников, заключенных и этого идиота, хотелось хоть что-то изменить в этом жалком подобии жизни.
А еще ему, почему-то, невыносимо хотелось курить — будто вместе с сигарой его проблемы могли бы улетучиться в одно мгновенье, раствориться где-то в небытии. И что бы ничто не напоминало об их существовании.
* * *
Со временем он даже научился почти не обращать совершенно никакого внимания ни на этого дозорного, ни на прочих стражников, ни на своих соседей. Даже на изредка пробегающих по полу крыс он внимания не обращал — впрочем, они его скучающего взгляда уж точно не стоили. Впрочем, нужную для себя информацию он все-таки пытался как-то получать. Даже непонятно было, зачем он старается, если все равно остаток своих дней он проведет в этом маленьком пространстве.
Однако иногда, среди совершенно не нужных и бесполезных обрывков разговоров он находил и что-то нужное для себя. Запоминал, пытался представить, как все можно было бы использовать, если бы он находился хотя бы уровня на два выше. Оттуда, с Четвертого уровня уж точно можно было бы попробовать сбежать. Это же не настолько охраняемый этаж, как тот, где он оказался заточен навсегда. Может быть, эти мысли (эти мечты, как-никак) хоть как-то давали ему способность жить, выживать в этих не слишком удобных условиях. В конце концов, вынужденное одиночество, которое постепенно начинало угнетать, чем-то комфортным уж точно нельзя было назвать.
А потом перед ним снова появился Мугивара, причем дозорный, впервые за все время их знакомства, выглядел как-то не слишком радостно, даже слегка озадаченно. Крокодайл-то сразу понял, что вряд ли случилось что-то хорошее. Хорошее для Мугивары.
- Руки, - коротко произнес дозорный, слишком легко для своей комплекции открывая тяжелую дверь камеры и доставая из кармана увесистую связку ключей, в два счета отыскивая нужный.
В первый момент он даже и не понял, что этот Мугивара от него хочет. Лишь саркастично хмыкнул, недоуменно глядя на хмурого стражника, уже стоявшего напротив него.
- Руки протяни, - точно так же коротко и недовольно пробормотал дозорный, нервно поигрывая ключами.
Крокодайл сглотнул, будто в предчувствии чего-то не слишком хорошего. Вытянул перед собой теперь постоянно немеющие от наручников руки, пытаясь выглядеть при этом спокойно. Как-то даже слишком спокойно.
Один поворот ключа, и наручники с характерным щелчком открылись. И все. Свобода.
- Спасибо, - буркнул Крокодайл, словно говоря - «что б тебе пусто было, Мугивара».
В первое мгновенье он даже с каким-то искренним изумлением смотрел на свои руки, наконец-то освобожденные от этих дурацких наручников из дурацкого металла. Смотрел, чуть ли не вертел ими в разные стороны. Потом не выдержал и, уже совсем нехарактерно для себя, устроил небольшое песочное торнадо у себя на ладони. Получилось довольно прилично, значит, ничего страшного с его способностями за время безделья не случилось.
Дозорный равнодушно наблюдал за ним, прислонившись спиной к холодной стене, но при виде этого ухмылки сдержать не смог.
- Приказ сверху, - ткнул пальцем в потолок Мугивара, словно оправдываясь за свои слишком странные действия, - И чтобы ты не считал себя избранным, такая поблажка не только к тебе применена.
Он даже не кивнул в ответ — уж слишком был увлечен своим новым положением и своими планами дальнейших действий. Ведь теперь он был не настолько слабым, по сравнению со стражниками Импел Дауна, не так ли? Да он, используя свои способности, теперь сбежит отсюда, обязательно сбежит.
И почему-то невыносимо захотелось жить, почему-то вдруг внезапно нахлынули эти странные чувства, когда дышится легко, а будущее больше не кажется чем-то темным и пугающим. Наверное, именно так чувствовали себя люди в ненавистной ему Арабасте, почувствовав приближение первого дождя после долгих месяцев засухи.
* * *
Все планы побега пришлось отложить на неопределенное время — уж слишком крепкими оказались стены тюрьмы. Наверное, строившие их в давние времена каменщики свое дело знали, если на шестом уровне стены были настолько прочными, что их даже сила Дьявольского фрукта не брала. Знали, наверное, что именно тут будут самые опасные преступники сидеть, дожидаясь своей смерти. А еще почему-то увеличилось число стражников — наверное, тоже получили «приказ сверху».
Может быть попытки бегства в ближайшем будущем он и оставил, но надежды на то, что когда-нибудь он все-таки окажется на свободе, не терял. Жизнь — это ведь такая непредсказуемая вещь, даже тут, в Аду. Глядишь, начальство еще что-нибудь странное придумает, и тогда у него точно появится шанс на выполнение какого-нибудь из своих планов, пришедших ему в голову в ту самую ночь, когда он наконец-то смог удобно устроиться на своей «постели», закинув правую руку за голову, и более-менее трезво оценить свое нынешнее положение.
Все-таки в заключении без этих идиотских наручников были какие-то свои плюсы, даже не смотря на то, что оно было именно заключением. Эту мысль он не прогнал даже в тот момент, когда осознал всю провальность своего самого первого плана по устранению стены камеры. К тому же, его новый статус ставил в его какое-то более высокое положение перед остальными заключенными уровня — кажется, они, постоянно переговариваясь и кивая в его сторону, даже начали его уважать (думали, наверное, что теперь он сможет совершенно спокойно сбежать отсюда, прихватив заодно и их).
Планы побега пришлось на какое-то время отложить, да. Однако те планы какой-то триумфальной мести схватившим его Дозорным, которые раньше существовали лишь в потемках его сознания, теперь вышли вперед в полном своем сиянии. Обрели форму, стали более четкими и яркими. И особенно постоянными. Иногда случалось и так, что он, закрывая перед сном глаза, отчетливо видел картины своего будущего мщения и Дозору, и тем почти ничего не значащим пиратам, благодаря предательству которых Дозор-то и вышел на его след, и Мугиваре лично.
О, Мугиваре он хотел отомстить отдельно, у него ведь были на то причины. Правда, именно этот момент был одним из самых сложных. Он ведь прекрасно знал, что просто так этому мальчишке не отомстить. Уж слишком несерьезно и почти что поверхностно он воспринимал и свою жизнь, и поступки других людей, и свои проблемы. Обычные способы мщения (вроде убийства или же какого-то манипулирования им через близких людей Дозорного) не подходили. Не того полета птица была. Все же он очень хорошо изучил Мугивару, вот и знал, что этим его можно было бы лишь разозлить, разгневать, но никак не опустошить, не заставить мучиться, не сломать.
Только вот поэтому никаких вариантов придумать он не мог. То ли за время заточения его ранее богатая фантазия истощилась настолько же, насколько и душевное состояние, то ли слишком странным человеком был этот Мугивара. Может, и мстить ему было как-то глупо. Мстить же нужно равным тебе по силе людям, которых ты просто не можешь одолеть своими собственными руками. А не какому-то сопляку-дозорному, схватившего тебя исключительно благодаря собственному везению и счастливому для него стечению обстоятельств.
Однако мысли об этом он не отбросил. Ну а вдруг когда-нибудь у него появится идеальная возможность отмщения Дозорному? Тем более, что жизнь в последнее время стала преподносить ему приятные подарки.
* * *
Слишком уж радостно выглядел Мугивара, в очередной раз заходя к нему в камеру. В последнее время этот стражник вообще начал чувствовать себя здесь словно у себя дома, то и дело навещая пленника и пытаясь заговорить с ним. Впрочем, говорил он всегда на однообразные темы: о каких-то грядущих изменениях тут, в Импел Дауне (которые, судя по цветущему виду Мугивары, не могли его не радовать).
Он, все время по крупицам собиравший разнообразную информацию, старавшийся не пропускать мимо себя ни одной незначительной новости (знал ведь, что в будущем это может вдруг сыграть значимую роль в его жизни), совершенно не обращал внимания на однообразные разговоры Мугивары. Что-что, а какие-то реформы Ада его не слишком интересовали. Какой от них толк, если они все равно не помогут ему в его желании сбежать отсюда?
Но если раньше Мугивара приходил просто так, от нечего делать, то теперь же, только войдя в камеру, он первым делом достал из кармана уже знакомую тяжелую, блестящую связку ключей. Во второй руке он держал наручники.
- Эй, Крокодайл, - идиотская «улыбка-до-ушей», совершенно не вяжущаяся с его образом стражника и, тем более, с формой, - тебя на допрос вызывают.
Крокодайл бросил хмурый взгляд на Мугивару. Какой еще, к чертовой матери, допрос? Насколько он помнил, раньше в Импел Дауне ничего подобного не было. Зачем этот идиот решил ему голову морочить? Или это и есть «те-самые-реформы», рассказы дозорного о которых он благополучно прослушал, лежа на спине и бесстрастно смотря на каменный потолок.
- Живее, - уже более командным тоном поторопил его Мугивара. Тупая улыбка сползла с лица, и теперь он выглядел ни как обряженный в форму стражника случайный прохожий, а как действительно работающий здесь человек.
Наверное, где-то глубоко в душе Мугивара гордился тем, что ему — ему! — поручили конвоировать на допрос такого опасного преступника, как Крокодайл.
Наручники блеснули почти на уровне его глаз — может быть, это и стало переломным моментом для него, успевшего в свое время почувствовать и отчаянье, и полное безразличие, и триумф, и искусственную, но все же свободу в этом Аду. Наручники были для него чем-то вроде настоящего проигрыша, вместо потери свободы. Он уже распрощался с ними один раз, тогда, и нет, он уж точно не собирается снова становиться побежденным в этой бесконечной игре в пиратов и дозорных.
Вряд ли Мугивара, несмотря на свои различные способности, толком успел понять, что происходит. Крокодайл резко рванулся со своего места, чуть ли не по-звериному бросаясь на Дозорного, выворачивая тому руку с ключами. Резко повалил на пол, резко чуть ли не «пригвоздил» мальчишку к шершавому камню своим крюком. А потом, вот так вот нависая над воплощением своих ночных кошмаров, всматривался в его немного ошарашенное, но все же спокойное лицо, и пытался понять, почему же Мугивара лежит перед ним так тихо, не пытаясь хоть что-то сделать для своего освобождения?
Вряд ли он вообще давал себя хоть какой-то отчет в своих действиях — уж слишком сильно билась в его мыслях такая прекрасная, но, как ни странно, пугающая мысль о том, что он снова — снова — может проиграть, лишиться такой ценной для него свободы.
А Мугивара, сглотнув, почти спокойно лежал на полу, будто все еще не понимал, как же он вообще оказался в таком положении? Он, Дозорный, сотрудник Импел Дауна. Один из лучших военных, в конце концов! И этот странный взгляд, немного опустошенный, удивленный, совершенно ничего не понимающий, и вывел из себя. Окончательно.
Постепенно Крокодайл наконец-то начал более-менее трезво оценивать ситуацию. Он напал на стражника Импел Дауна, причем, не просто на стражника, а на самого Мугивару Луффи. А тот, вроде бы, даже и не попытался освободиться. Мугивара сейчас был как-никак повержен, побежден, и это все его заслуга.
А потом пришло осознание и другой мысли, появившейся так внезапно. Он же теперь может отомстить. Точнее, он теперь может окончательно доказать Мугиваре всю его слабость, всю его безнадежность, ненужность. Теперь он может попытаться окончательно сломать этого Дозорного. Навсегда.
Только для начала нужно было бы добиться того, что бы Мугивара вернулся к своему привычному состоянию. Иначе, какой интерес «бороться» с ним ненастоящим, не таким сильным и равным?
А ведь так хочется взять и в одном мгновенье, вот прямо сейчас, растоптать этого ненавистного Дозорного, унизить его так, чтобы он это надолго запомнил, сломать так, чтобы уже никакой кудесник не смог бы помочь стать ему прежним.
- Эй, Крокодайл, - Мугивара, казалось, был совершенно спокоен. Он даже умудрялся как-то мирно улыбаться, не предпринимая ничего ради своего освобождения, - Ты что, так и будешь о чем-то думать тут? - он передернулся. - Тут пол холодный, знаешь ли...
Растоптать, унизить, сломать, да? Он скривился в недоброй усмешке. Мугивара самолично подгоняет его, вы только посмотрите. Мальчишка, казалось, уже совершенно забыл, в каком он сейчас положении находится. И, главное, с кем вместе.
Решение пришло, пожалуй, так же внезапно, как и недавняя мысль о том, что он должен заполучить свою свободу совершенно любой ценой. Мугивара только тихо охнул, когда Крокодайл, искривив губы в вымученно-злой ухмылке, потянулся правой рукой, придерживая Дозорного своим крюком, к форменным брюкам стражника. Молниеносным движением расстегнул их, накрывая широкой ладонью его пах. Мальчишка на мгновенье дернулся, словно пытаясь освободиться, широко распахнул глаза, но больше не предпринял совершенно ничего.
Это пока что совершенно невинное действие (да-да, для него это было по-настоящему невинным — он же еще ничего развратного не сделал, не правда ли?) почему-то заставило его резко вдохнуть, усиливая свою хватку, поглаживая и дразня мальчишку. Он чувствовал постепенное возбуждение Мугивары, слышал его учащенное дыхание, видел крепко сжатые губы — только бы не было слышно ни малейшего стона! — и он уже не выдержал сам.
Мугивара должен был быть наказан — первоначальная задумка была именно такой. Но, черт возьми, в какую-то долю какой-то чертовой секунды все почему-то полетело в тартары. Полетело молниеносно, безвозвратно и даже не махнув рукой на прощанье. Теперь его совершенно не волновало, сломает ли он своими действиями Мугивару, заставит ли его чувствовать себя побежденным. Он смотрел на лежащего под ним мальчишку, явно теперь уже наслаждавшегося всем происходящим, пытался понять, как же он умудрился потерять контроль над своими действиями, пытался еще о чем-то размышлять.
Если бы он не был так уверен в их взаимной ненависти, он бы считал, что Мугивара только и хочет этого.
А на самом деле, как еще можно объяснить это спокойное лицо с прикрытыми глазами, неравномерно вздымающимися крыльями носа и прикушенной нижней губой, будто в попытках подавить зарождающийся стон. Только вот сейчас ему было не до каких-то мифических мотивов Мугивары. Собственное возбуждение никуда не делось, а близость этого теплого тела манила, заставляла взять себя в руки и наконец-то продолжить уже начатое, заставляла терять последние остатки разума, твердившего что-то про не очень обратимые последствия.
Мугивара широко раскрыл глаза, в упор посмотрел на него своим слишком спокойным взглядом, будто подбадривая. Крокодайл мотнул головой, прогоняя куда подальше это наваждение, будто нашептывавшее ему, что все происходящее совершенно не раздражает Дозорного. Бывший шичибукай отвел руку мальчишки назад, и тот моментально, будто и дожидаясь этого момента, переплел их пальцы. И при этом еще умудрялся совершенно невинно смотреть на своего заключенного. А потом еще и подался вперед, обхватывая его ногами за талию и заставляя усомниться в том, что между ними все еще была одна только ненависть.
По крайней мере, со стороны этого Дозорного.
И он решил просто не думать обо всем, что могло бы следовать потом, в будущем. Сейчас же его волновало лишь одно только настоящее, слишком странное, внезапное и будто смеющееся над ним. Все-таки, Мироздание уж точно заскучало где-то у себя дома и решило окончательно доиграть в увлекательную игру «Заставь сэра Крокодайла ощутить на собственной шкуре всю неожиданность жизни».
Он, слегка отстранив от себя Мугивару, разрывая их переплетенные пальцы, подался назад, до конца расстегивая его брюки и приспуская их вниз сразу вместе с нижним бельем. К чему ему сейчас тратить время на какие-то церемонии-прелюдии? Он даже о пиджаке с рубашкой решил позабыть, значит и Дозорный обойдется без всяких нежностей и более интимного внимания с его стороны. Тем более, тому уже, кажется, было все равно.
Он подхватил Дозорного под бедра, одновременно с этим пытаясь, наконец, расстегнуть и свои уже надоевшие штаны. Получалось плохо, нелепо, глупо. Притянул мальчишку к себе, не обращая внимания на свои движения — скорее, сейчас он действовал исключительно по инерции, исключительно по подсказкам каких-то животных инстинктов. Да и черт с ними! Для него сейчас было главным завершить уже начатое.
И будь что будет.
Обычно он занимался совершенно любым делом так, что бы смог получить из него выгоду. Полностью выкладывался ради этого, старался из-за всех сил. Наверное, сейчас он делал то же самое. По крайней мере, стоны, которые все-таки не смог сдержать Мугивара, только доказывали это. Тем более, почему-то очень захотелось именно что выложиться, показать то, что он может. Правда, исключительно ради своего удовольствия. Не будет же он — он! — задумываться об удовольствии других, не правда ли?
Крокодайл резко вошел в мальчишку. Именно так, резко, без подготовки, заставляя того зажмуриться и слабо захныкать. И улыбаться. Чему, не понятно. Мугивара снова обхватил его ногами, пытаясь освободить свою руку — уж слишком цепко держал ее железный крюк — и, добившись наконец успеха, почему-то обнял его за плечи. Это выглядело очень странно и как-то напоминало жест не случайного любовника, а человека, пытавшегося полностью довериться своему возлюбленному. И это пугало. Он даже было попытался стряхнуть с себя эти руки. Только вот слишком уж крепко держал его Мугивара, пытаясь хоть немного приблизить к себе. Будто еще что-то от него хотел.
Он ускорил свои движения, прикрыл глаза, — не зачем ему сейчас было смотреть на довольного Дозорного, — прикусил верхнюю губу. Уж ему-то точно не стоит сейчас показывать свою мимолетную слабость, не стоит. А потом он почувствовал, что Мугивара зачем-то подается вперед, и ощутил легкое прикосновение губ к своей уже давно не бритой щеке. Легкое, какое-то ирреальное и невозможное.
А потом мир взорвался миллионами ослепительно-ярких искр, а вместе с ним разрушились и старые, слишком долго возводимые стены. Он, не открывая глаз, слегка повернул голову влево, пытаясь найти эти так нужные ему в этот момент губы Мугивары. И плевать на предрассудки.
* * *
У жизни, пожалуй, есть только одно условие ко всем людям — никогда не перебарщивай со своими возможностями, да помни свое место в этом мире. Тогда уж человеку однозначно обеспечены удача и спокойствие, никак не нарушаемые жестоким вмешательством целого вороха неприятных обстоятельств. А в противном случае придется этому несчастному испытать на своей собственной шкуре все сюрпризы этой самой жизни, которые словно из ящика Пандоры вылезли.
Вот он наконец-то и понял, насколько ошибался ранее, думая, что абсолютно все сойдет ему с рук. Вот так и бывает, к сожалению, — оступишься один раз, попытаешься занять чужое, явно не предназначенное тебе место, а потом долго-долго мучиться будешь. Да еще и мысли эти придут, обязательно придут...
Мугивара приходил к нему после того вечера еще пару раз. Приходил, садился на пол возле стены, пытался разговаривать с ним. Точнее разговаривал сам с собой, порой задавая ему какие-то вопросы, ответов на которые ему так и не было суждено дождаться. Разговаривал, размышлял о чем-то своем, пытался поднять ему настроение. А потом тихо вставал, ронял какие-то короткие слова прощания и уходил.
Крокодайл никак не мог понять, для чего Монки Д. Луффи вообще было это нужно. Неужели этот Дозорный просто не может оставить его в покое, дать побыть наедине с собственными мыслями, не может выбросить его из своей чертовой жизни? Казалось, нет. Со стороны действительно могло бы показаться, что ему, этому «самому-известному-морскому-дозорному» хочется проводить свое свободное время тут, в сырой и мрачной камере на шестом уровне Подводного Ада? По крайней мере, он продолжал и продолжал это делать.
Он раздражался, злился, старался показывать свое полное безразличие к существованию такого человека, как Мугивара Луффи. Только вот какое-то внутреннее подсознание все время нашептывало ему: «Ничего у тебя, дорогой мой Крокодайл, не выйдет». Жребий был брошен, стены упали, теперь тебе ни за что не вернуться к той старой жизни, а точнее, к тому старому существованию, которое ты влачил на протяжении всего своего заключения.
А потом наступил день, когда Мугивара, закончив свой очередной «монолог», встал с пола, поправил форму, и, развернувшись к нему спиной, тихо сказал:
- А я отсюда уезжаю, - обхватил себя руками за плечи, съежился, - Вернусь к своей прежней жизни, стану снова ловить пиратов. Смешно, не правда ли?
Он ничего не ответил, лишь почему-то сжал кулаки. И наконец-то поднял голову, внимательно смотря на напряженного Дозорного.
А Мугивара только тихо хмыкнул, выпрямляясь и резко поворачиваясь к нему.
- Знаешь, Крокодайл, - с улыбкой продолжил мальчишка, - Если бы я имел право на свой собственный выбор, я бы обязательно стал пиратом.
И рассмеялся в своей какой-то особенной манере. Своим уже ставшим каким-то слишком привычным смехом. Улыбнулся, махнул рукой и вышел из камеры. Закрыл дверь, не слишком уверенно убрал ключ в карман и замер, будто собираясь что-то сказать.
Крокодайл почти меланхолично наблюдал за Мугиварой. Ему-то что, он ведь прекрасно знает, что сейчас этот Дозорный поправит свою фуражку, развернется и навсегда уйдет отсюда. И больше никогда не станет вспоминать ни об Импел Дауне, ни о каком-то заключенном с шестого уровня. Так должно было быть, так все и случится.
Черт возьми, почему ему сейчас больше всего хочется, чтобы все было совершенно другим, противоположным?
- Эй, Крокодайл, - тихо произнес Мугивара, - Запомни. Когда-нибудь мы снова встретимся на Гранд Лайн. Мир, знаешь ли, слишком тесный...
Он не сдержался и хмыкнул. Мальчишка был уж слишком каким-то оптимистичным человеком. Крокодайл не ответил ровным счетом ничего. А зачем нужно что-то говорить вслед удаляющемуся Дозорному, своему ночному кошмару, которого он больше уже никогда не увидит в своей жизни?
«Остановись.»
* * *
Бегут минуты, день безжалостно сменяется своим новым собратом, месяца улетают вдаль, словно знают, задержись они хоть на одно мгновенье, и жизнь миллионов тут же пойдет насмарку.
Он сидит в своей камере, в этом темном, сыром и одиноком мирке, и знает, что никогда он отсюда не сможет выбраться. Он уже почти привык к этой «жизни», в которую уже постепенно, отодвигая в сторону одиночество и скуку, начало вмешиваться и безумие? Он сходил с ума, прекрасно осознавая это. Но, наверное, он был единственным в мире человеком, который лишь радовался подобному существованию, своей жалкой жизни, конца которой и не было видно.
А разве могло быть иначе, если темными, слишком долгими и пустыми ночами, когда все заключенные, слишком вымотанные за сутки страданий и боли, погружены в свои беспокойные и рваные сны, он отчетливо видит, как из темноты к нему постоянно приходит один мальчишка. Приходит, садится на свое «излюбленное» место, разговаривает с ним. И улыбается.
- Я вернулся, - тихо говорит Мугивара день за днем, взъерошивая свои непослушные волосы.
Почему-то он одет в странную красную майку на пуговицах и потертые синие бриджи. А на голове у него обязательно напялена потрепанная соломенная шляпа — наверное, как символ чего-то (его это уж точно не интересовало). Это странно, совершенно на него не похоже… Но, черт возьми, как-то слишком мило.
Зато он тогда может попытаться улыбнуться в ответ и кивнуть мальчишке, будто приветствуя его. А потом он на протяжении всего вечера станет слушать его болтовню, внимательно наблюдая за ним и пытаясь понять, что же произошло с Мугиварой за то время, что они не виделись. И, прощаясь, парень обязательно улыбнется, и, надвинув свою шляпу на глаза, скажет:
- Я еще приду, правда. Вот увидишь, Крокодайл, мы с тобой еще встретимся, и не раз. Обещаю.
Безумие вступило в свои владения.
-
-
21.04.2010 в 01:08Спасибо за такое чудо
бывают же радости в жизни! xD
-
-
22.04.2010 в 20:10спасибо
рад, что понравилось~
-
-
23.04.2010 в 00:32-
-
29.06.2010 в 21:09-
-
28.09.2010 в 22:40А вообще, бедный Крокодилушка. Возбудим и не дадим, блеать :3
вот моя энца энцовая, если любопытно: ficbook.teinon.net/fanfiction/anime_and_manga/o...
-
-
28.09.2010 в 22:41